По очищении Москвы от Поляков в 1612-м году, когда начались собрания всех чинов
— воинских, гражданских и духовных для совещания об избрании главы государства,
и когда на сих собраниях, по мнению бывшего патриарха-мученика Гермогена,
упоминаемо было, преимущественно пред прочими, имя Михаила Феодоровича из роду
Романовых, как единственной, хотя то и по женской линии, отрасли пресекшегося
Рюрикова дома, то мать Михаила Феодоровича Инокиня Марфа Иоанновна, напуганная
несчастною кончиною Годунова и Шуйского, позорною смертью самозванцев, зверскими
и бесчеловечными поступками Поляков во время осады в Кремле, притом зная
стремление Польского Владислава завладеть Российским царством, решилась для
уклонения от царской, высокой и вместе опасной, почести, уехать с сыном своим
Михаилом из Москвы в Кострому. Здесь она думала жизнь свою провести покойно,
предполагая, что за отбытием их из Москвы изберут на царский Всероссийский
престол кого-нибудь из опытных мужей, помимо ее еще юного и неопытного сына. Но
в Москве было не то, что она думала: там все чины, как бы огорчась самовольным
ее отбытием, все даже те, коим хотелось сей почести, соединились в одну думу:
быть Царем Михаилу Феодоровичу Романову, от племени праведного Государя и
Великого Князя Феодора Иоанновича.
В Костроме остановилась она в
своем доме у самого Воздвиженского женского монастыря. — Весть сия о
предназначении Михаила Феодоровича на царство скоро донеслась в неприятельскую
армию. Не опуская из вида главной цели: покорить Россию Польской державе, там, в
воинском совете, положили послать отряд смелых охотников в Кострому для
погубления Михаила Феодоровича, дабы продолжить междуцарствие и тем легче
достигнуть своей цели.
Весть о посланных в Кострому из неприятельской
армии тоже скоро донеслась в Москву; по сему, как о назначении Михаила
Феодоровича на царство, так и о посланных Польских злодеях для погубления его,
известили Иноку Марфу Ивановну; но известие сие дошло до нее в то самое время,
когда враги царства Русского прибыли уже в предместье Костромы и чрез своих
доброхотов изыскивали средства к исполнению своего намерения.
Известие
сие о назначении сына ее на царство и о прибытии врагов к Костроме с какими она
приняла чувствами, может выразить только тот кому сказано: готовься к смерти.
И в это-то самое время, в минуты отчаяния, прибыл к ней
управитель-староста Домнинской вотчины Иван Сусанин. От домашних ее узнал он,
что сын ее Михаил преднаречен на Всероссийский царский престол, и что по сему
Поляки, исконные враги царства Русского, уже близ Костромы с тою целью, дабы
погубить его и опять Святую Русь ввергнуть в пагубное безначалие.
Исполненный совершенно-безусловною преданностью к своим благочестивым
господам и праведною местью к врагам своего отечества за буйства их, Сусанин как
огнем воспламенился ревностью за новоизбираемаго Царя и, явясь пред лицо Инокини
Марфы Ивановны, с клятвою сказал: Отдай мне Михаила Феодоровича, я сохраню его
для Святой России, скрою его, и пусть враги его режут меня, пусть терзают,
ломают, не скажу про него. Крестьянская голова недорога, а дорога царская; а
скрыть его есть где у меня.
Отрадные сии слова так подействовали на
сердце Инокини Марфы Иоанновны, что она тот же раз, не выжидая, что может быть
явились бы ревнители православной России и из граждан Костромы, согласилась
отпустить с Сусаниным своего сына в Домнино; и Михаил Феодорович,
напутствованный молитвою и благословением матери, ночью в крестьянской одежде
выехал из города и прибыл в Домнино ночью же без всякой о себе огласки. Здесь он
тотчас скрылся на дворе в подземном тайнике и закрыт был коровьими яслями; а
Сусанин каждый день с самого раннего утра до позднего вечера уходил в лес рубить
дрова.
Поляки, выжидая случая достигнуть своей злокозненной цели,
наконец узнали, что Михаила нет в Костроме, и что он выбыл не иначе как в
Домнино с Сусаниным, многими замеченным тогда в Костроме. И поспешно погнались
они за ними, думая догнать на дороге и тут же совершить свое злодейство.
Но Михаил прибыл в Домнино за двое сутки до своих злодеев; а Сусанин
тогда же приказал зятю своему в деревне Деревнище Богдашке Собинину зажечь овин
с разглашением в народе, что овин сгорел от сушки хлеба, а в самом деле, чтобы
при набеге неприятелей переместить туда Михаила и закрыть обгорелыми
головнями,—дабы и собаки, находящиеся с Поляками, не могли по обонянию узнать
сокрытого.
Чрез двое суток Поляки действительно прибыли в Домнино;
обыскавши весь дом господский, все дворовое строение и все дома в селе и не
найдя ни Михаила, ни Сусанина, обратились было в деревню Деревнище, на место
жительства зятя Сусанина; но на дороге в лесу нашли кого надобно было, спросили
о Михаиле Феодоровиче, где он, и, услыша ответ, что он ушел в лес за охотою, не
поверили, воротились в Домнино, потребовали угощения и за угощением предлагали
ему и деньги и все, что ему угодно и почести; но, слыша от Сусанина одно:
«Михаил остался в лесу», взялись за крутые меры. Меры сии открылись во всех
родах пыток, какие только были известны католическому изуверству. Чудное дело! И
под пытками сердце Сусанина, напитанное св. верою и любовью к св. Руси, не
дрогнуло, не изменило своей клятве — спасти Михаила.
Не успевши победить
терпение его, они приказали ему вести их в лес; прибывши туда, откуда взят, они
возобновили над ним пытки, но и здесь геройское его мужество не ослабело, он все
тоже говорил: «Михаил ушел в лес».
Враги, удивляясь его терпению,
подумали, что может быть и в самом деле Михаил остался в лесу, приказали вести
их туда, и Сусанин повел их по течению речки Корбы, текущей временно по
глубочайшему и обширному суходолу, на крутых окраинах коего по обеим сторонам
множество тоже глубоких оврагов, заросших дремучими лесами. Здесь он заранее
сделал следы в разные стороны, дабы враги с своими собаками, блуждая по сим
следам и кидаясь то в ту, то в другую сторону, то на тот, то на другой берег
речки, могли утомиться; поиск их продолжался до самой ночи, а между тем Сусанин
беспрестанно громким крестьянским голосом кричал: Михаил Феодорович! Михаил
Феодорович! давая врагам знать, что он их якобы не обманывает. Наконец достигли
деревни Перевоза в одной версте от Домнина. Свечерело. Враги от трудного и
продолжительная поиска в самом деле утомились и пожелали отдохнуть; остановись в
крестьянской избе и пресытившись водкою, они, пьяные, связавши вожака своего,
положили среди себя; скоро заснули (их стражами были собаки) заснули, не заметя,
что они отклонились к востоку, сделали свободное сообщение между Домниным и
деревнею Деревнищем, и тем дали удобный случай зятю Сусанина по предварительному
приказанию его переместить Михаила в свою деревню и там под сгоревшим овином в
яме закрыть его головнями. Злодеи скоро проснулись, и казалось бы, в осеннюю,
продолжительную ночь, надлежало прекратить поиск, но злодеи нетерпеливы, им
несвойственно медлить. Возобновя над Сусаниным пытки, дабы еще испытать его
правду и видя беспримерное его терпение, подумали, что и в самом деле, может
быть, Михаил, избегая их преследования, уже сделавшегося гласным, ушел далее,
решились той же ночью спуститься под гору и съехали на болото, надеясь на
чуткость собак с ними бывших, в том чаянии, что темнота ночная не помешает сим
животным отыскать искомого. Под горою между раменным лесом и рекою сперва ехали
они за Сусаниным по замерзшему твердому лугу; но, отъехавши не более версты,
земля под ногами их начала местами гнуться, и наконец достигли до таких мест,
где частые полыньи и мало замерзшая земля далее ни идти, ни ехать не позволяли.
Сусанин бросился было за реку, но лед подогнулся, затрещал . Тут-то враги узнали
обман, схватили его и изрубили на части. Собаки бросились было терзать части, но
враги запретили им: им не до того было; им надлежало спасать жизнь свою. Конец
известен.
Алексей Домнинский. Правда о Сусанине // Русский архив.
Историко-литературный сборник. — М.,1871. Выпуск 2. Стб. 039 Руниверс
|